— Не знаю. Более того, это никак от нас с вами не зависит.

— Так не пойдёт. За месяц без меня «Птица» просто загнётся!

— Уверяю вас, с вами ваше казино загнётся ещё проще. И гораздо быстрее. Вы хотите повторить опыт с «Золотым драконом»?

По лицу Гарика стало отчётливо заметно, что опыт с «Золотым драконом» он повторять не хочет. Ну ещё бы! Даже я помню этот грандиозный шмон со взрывами, спецназом и отставкой зама городской милиции. Вот уж не думал, что мои товарищи по борьбе со вселенским злом причастны к этому побоищу!

— Ладно, — пробурчал он, — только объясните хоть что-нибудь толком.

— А давайте я объясню! — неожиданно раздалось под самым нашим ухом.

Мы разом обернулись на звук. Перед нами стоял человек, очень похожий на Николая Николаевича.

Теперь-то я понимаю, почему мы допустили вопиющую беспечность и проворонили постороннего, которому никак нельзя было слышать наши беседы.

Понадеялись на Гарика.

В самом деле, глупо выставлять дозоры, располагая такой мощной системой раннего обнаружения. Но в этот раз она не сработала. Первым причину этого, несмотря на собственную слабость, разгадал Николаич. Он коротко глянул на незнакомца и встревоженно спросил у Гарика:

— Слышите его?

Гарик нахмурился и тут же расстроенно развёл руками:

— Не-а. Это как…

— Как я? — уточнил Николай Николаевич и, получив подтверждение в форме короткого кивка, скомандовал. — Охрану. Живо. Взять и изолировать.

Непрошеный гость, который всё это время с ласковым равнодушием наблюдал за нами, только усмехнулся и извлёк из кармана классическую красную книжечку:

— Не в этот раз. Комитет Госбезопасности. Подполковник Минич Сергей Сергеевич. Моя группа будет здесь через минуту.

Подполковник приподнял указательный палец, и мы действительно услышали приближающийся вой сирен.

— Обычно мы ездим тихо, но сегодня, дабы вы не натворили безрассудств…

Гэбэшник даже изъяснялся слогом Николая Николаевича. Пришедший в себя Гарик тем временем уже орал в трубку:

— Валик! У меня проблема! Заткнись! КГБ… Ты всё понял? И Караваева ко мне пришлёшь! Не по телефону, идиот!

На этой оптимистичной ноте хозяина казино «Жар-птица» прервал невежливый молодой человек в камуфляжной форме. Через пять секунд мы все, кроме Николаича, уже лежали мордой в асфальт, а ещё через десять минут — ехали в неизвестном, но вполне предсказуемом направлении в машинах с очень тонированными стёклами.

Все это сильно напоминало низкобюджетный российский боевик периода начального накопления капитала. Или бред сивой кобылы, что, в принципе, одно и то же.

8

В народе ходят упорные слухи, что застенки нашего КГБ переполнены инакомыслящими. Не верьте. По крайней мере, нас троих держали в отдельных, больших и пустынных камерах. Из инакомыслящих там были только крысы.

Это я вам официально заявляю, безо всяких там запугиваний и гипербол. Нормальные, жирные, наглые пацюки.

Интересно, а в женских камерах они тоже водятся? Я так и не решился об этом спросить у Маши. Думаю, водятся. Визг, наверное, стоит! Забавно было бы понаблюдать за визжащей Машкой.

Хотя забавного, в целом, немного. Темень, вонь — и тут по тебе что-то пробегает. Никакие сверхспособности не выручают: спать-то надо когда-нибудь. Хорошо ещё, моё заточение не слишком затянулось. Буквально на следующий день меня отвели на допрос к исключительно вежливому и располагающему к себе молодому человеку, который задал несколько ничего не значащих вопросов, извинился за причинённые неудобства и… нет, не отпустил на все 360 градусов, но распорядился перевести меня на второй этаж.

Конвоир молча погнал меня по коридору. Когда мы сели в лифт, так же молча нажал на цифру «2» и со скучающим видом уставился в потолок. Через некоторое время заскучал и я, потому как опускались мы долго, гораздо дольше, чем можно было ожидать от четырёхэтажного здания следственного изолятора.

Зато новая камера оказалась не в пример уютнее прежней. Окон, естественно, не было (что в них рассматривать — фундаменты окрестных зданий?), зато кровать стояла вполне гостиничного типа: хотя и крепко привинченная к полу, но со свежим бельём. Был даже письменный стол со стулом, небольшая книжная полка и — что совсем не лезло ни в какие представления о «застенках НКВД» — отдельный санузел с накрахмаленными полотенцами и рулоном пипифакса. Ощущение праздника несколько портили камеры слежения, нагло торчащие изо всех углов, но мне-то что? Бежать я всё равно не собирался, руки на себя накладывать — тоже.

Строго говоря, я вообще не понимал, что мне делать и как себя вести. Что говорить, о чём молчать? Николаич никаких инструкций не давал, хотя мог бы. Впрочем, я же заблокированный! Если что, помру при допросе.

Я подошёл к книгам и пробежался по корешкам. Набор литературы пёстрый, но довольно приличный: Акунин, Библия, Герман Гессе, «Жёлтая стрела» Пелевина, томик Владимира Высоцкого, Валентин Пикуль, «Полковнику никто не пишет», Философский энциклопедический словарь, «Двенадцать стульев», трёхтомник Пушкина, «Мастер и Маргарита», пара сборников фантастики и так далее. Рассудив трезво, что застрял я тут надолго, я взял «Нечистую силу» и завалился с ногами на кровать.

Полежал чуток, но понял, что на таком бельё валяться в одёжке, насквозь пропахшей крысами — это вызов не только системе госбезопасности, но и элементарной гигиене. В конце концов, санузел есть? Надо пользоваться, пока дают.

Из ванной я вышел практически оптимистом. Даже казённым нижним бельём не побрезговал: хотя и казённое, зато чистое. В комнате (камерой её назвать просто язык не поворачивался) на столе уже стоял поднос с обедом. Еда простая, но добротная: рыбный суп, гуляш с картофельным пюре и — напоминанием о Советском Союзе — компот из сухофруктов. Создалось полное впечатление, что меня решили угостить комплексным обедом из местной столовой. Даже ложки характерно алюминиевые, с дырочками в ручках.

Я до того обнаглел, что водрузил томик Пикуля на стол и начал неспешно насыщаться. Закончив трапезу, я откинулся на стуле и стал дожидаться появления надзирателя. Он возник с оперативностью официанта солидного ресторана, хмуро, но споро убрал поднос и молча скрылся за дверью. Я с трудом удержался от того, чтобы не спросить у него счёт, но резонно решил, что гусей дразнить не стоит.

В таком довольстве и неге прошло ещё два дня.

9

Само собой разумеется, меня живо интересовала судьба остальных: Маши, Гарика и Николаича. Чтобы унять беспокойство, я со всей возможной добросовестностью по пять раз на дню желал им всяческих ужасов и лишений. Тем более, что иных занятий у меня всё равно не было.

Еда появлялась вовремя, горячая вода не переводилась, надзиратели не обращали на меня никакого внимания. Я даже несколько раз пытался заняться физподготовкой, но быстро выдохся и снова вернулся к двум излюбленным занятиям: читать и думать.

Я утешал себя тем, что моим подельникам в любом случае хуже, чем мне. Я-то чётко понимал, что могу им помочь даже из комфортабельной одиночки, а каково Машке и, тем более, Гарику, который, даже отдыхая, предпочитал развивать кипучую деятельность? Правда, Гарик наверняка располагал какой-либо дополнительной информацией, которую он без особого стеснения таскал из чужих мозгов. А с другой стороны, много ли можно натаскать из мозгов дежурного сержанта?

Словом, когда меня вызвали на допрос, я даже обрадовался — ещё немного, и пришлось бы начать разговаривать со стенкой, а это уже лишнее.

Бравый подполковник Сергей Сергеевич Минич сидел за столом сбоку и лениво погладывал в окошко. Там было настоящее, живое небо! Допрос вёл давешний молодой человек — теперь я вспомнил, что зовут его Виктор Анатольевич, не то Бранько, не то Дранько. Он снова поинтересовался моим именем, как будто опасался, что за несколько дней в камере-люкс меня могли подменить. Затем задал вопрос, который давно интересовал меня самого: